Книга Марди и путешествие туда - Герман Мелвилл

Между прочим, это же самое имя, Пандора, присваивалось судам. Существовало британское судно с этим именем, посланное на поиски мятежников с «Баунти». Но всем, вплоть до старой смолы, владела пророченная именем судьба. Привязанное к дому, оно было разбито на рифе у Нового Южного Уэльса. Пандора, воистину! Симпатичное название судна: справедливый удар Судьбы по лицу. Но в этом вопросе крещения военных судов христианские страны слишком часто теряют голову. Засвидетельствуйте следующее: британец называет все свои суда – «Завоеватель», «Вызов», «Месть», «Вспыльчивый», «Дредноут», «Громовержец» и «Потрясающий». Не забудьте «Этну», которая в пути на Корфу была поражена молнией, выдержав полученный с небес огонь. Но громоотвод Франклина, почти столь же мощный, как и посох Мои сея, обеспечил ей спасение.

С вышеупомянутым каталогом имён сравним французские, вполне схожие с особенностью стремлений месье:

«Судьба», «Великолепный», «Великодушный», «Волшебный»,

«Завоеватель», «Торжествующий», «Упрямец», «Бесстрашный», «Монблан». Наконец, испанцы; кто рылся в богословии мировой религии для прекрасных названий боевых кораблей, те не остановились при наречении одного из их трёхпалубных судов именем самой Святой Троицы. Но хотя в Трафальгаре

«Святая Троица» гремела, как Синай, её громы заставила замолчать победная канонада «Победы».

И, не будучи разнесёнными в осколки артиллерией, сколь ко же из этих «Устрашающих» и «Невидимок» уступили волнам, как хвастуны, которых отправили на дно ураганы вместе с их бравадами, начертанными на бортах.

Намного лучше американские имена (запрещающие «Скорпионов», «Шершней» и «Ос»): «Огайо», «Вирджиния», «Каролина», «Вермонт». И если даже когда-нибудь эти янки столкнутся с большими морскими проблемами – Боже упаси! – как здорово, поэтически говоря, расположить целый объединённый флот и растечься дальше по широкой поверхности от Флориды до Мэна. Да, да, действительно, очень славно! И как же тогда в этом гордом вое орудий спрятать изумление миролюбца Пенна и увидеть самого могущественного убийцу из всех из них, большую «Пенсильванию», полную его тёзку. Действительно, Оружие Пенсильвании должно быть деревянным, называемым военными мужами «квакерским».

Но всё это – эпизод, составленный из отклонений. Время повернуть судно и вернуться.

И вот, в надлежащем месте я забыл упомянуть, что вскоре после спуска с оснастки и в то время, когда Самоа повторял свой рассказ о приключившемся, мадам Аннэту спустилась вниз на бак проверить состояние своего движимого имущества. И, найдя всё в великом беспорядке, возвратилась на палубу необыкновенно взволнованной, где, сердито глядя на Ярла и меня, вывалила целый поток упрёков в оба уха Самоа. Это презрение к моему присутствию сначала удивило меня; но, возможно, женщины менее склонны бывают впечатлёнными претенциозным поведением, чем мужчины.

Сейчас, используя боевую терминологию, скажу, что нет ничего лучшего, чем атака на врага под прикрытием дымовой завесы. И поэтому, увидав у Аннэту качества фурии, я дал ей понять – попросив её прощения – то, что ни судно, ни что-либо на нём не являлись её собственностью; но что каждая вещь принадлежала владельцам в Лахине. Я добавил, что существует опасность, что в любом порту или на стоянке её могут поместить под стражу по обвинению в воровстве. Грубая фраза для женских ушей; но как её избежать? Здесь была страстно увлечённая женщина, которая, согласно подсчёту Самоа, неоднократно заставалась на месте преступления пытающейся вывернуть болты, которые скрепляли доски. Скажите мне, была ли она хуже, чем каменная скала, упавшая на проплывавшее под ней крепкое судно?

Во время этой сцены Самоа говорил мало. Возможно, он был тайно рад, что его супружеская власть была укреплена мной и моим Викингом, чьи представления о надлежащем положении жён в море также полностью совпадали с его собственными; однако их трудно было практиковать, хотя чисто теоретически эти идеи уже были доказаны.

Много раз, повернувшись к Аннэту, рассматривая любой вопрос с любезностью, я наблюдал, что все её шумы были бесполезны; и что если это и вело к худшему, то у «Парки» оставался корпус, который был незыблемым.

В конце концов она ушла в припадке плохого настроения; усевшись на брашпиль и свирепо глядя, подбоченясь и раскачиваясь из стороны в сторону, во время чего вскоре она принялась произносить мрачные призывы. Это звучали обращения к чолос, чтобы те появились и изгнали нас.

Глава XXIX

Что они обнаруживают при дальнейшем осмотре судна, и какое решение они принимают

Спускаясь в каюту с Самоа, я предложил ему разыскать документы бригантины, письменный стол капитана и навигационные инструменты; одним словом, что-то, что могло пролить свет на предыдущую историю судна или помочь в его возвращении.

Но почти каждая из этих вещей, по словам Самоа, исчезла из виду: документы, квадрант и судовой журнал. Ничего не осталось, кроме футляра от секстанта, который Ярл и я увидали в каюте.

Когда я услыхал такой ответ, мои подозрения снова усилились, хоть они и не исчезали, и я сразу подверг сомнению слова Островитянина об исчезновении столь важных вещей. В ответ он дал мне понять, что навигационные инструменты тайно унесла вниз на бак Аннэту и этой неутомимой и любознательной дамой они были полностью демонтированы для изучения. Теперь уже было невозможно их восстановить, поскольку многие элементы были потеряны, включая цветные стёкла, прицелы и небольшие зеркала; и многие детали, что удалось найти, были настолько разбиты и сломаны, что стали полностью бесполезными. Позже в течение нескольких дней мы время от времени натыкались на фрагменты квадранта или секстанта, но смогли только объявить по ним траур.

Однако, хотя секстант и квадрант были вне досягаемости, я не стал сразу отказываться от надежды на обнаружение хронометра, который, если и остался в хорошем состоянии, пусть даже и в нерабочем, всё же мог бы быть приведён в пригодное к эксплуатации состояние. Но и его мы найти не смогли. Нет, ничего не удалось услышать о нём от Самоа, который и тут проявил чрезвычайное невежество.

Я серьёзно поговорил и даже пригрозил Аннэту, описав хронометр как живое, круглое существо вроде жабы. И хоть Аннэту даже повторила кваканье, которому я подражал, но она ничего не знала о приборе. Посоветовалась ли она по этому вопросу с Самоа и продумала ли сама, как обычно, теперь уже было невозможно определить. Действительно, по этому вопросу она сохраняла молчание в такой несгибаемой глупости, что если бы она действительно что-то выдумала, то её самообладание глухой стеной заслонило бы потребность словесного обмана.

Возможно, однако, что этой вещицей она была обделена; на многих малых судах, как «Парки», никогда, как правило, не имеется указанных инструментов. Все мысли, а следовательно, все ориентиры относительно нашего пути, который вёл нас всё дальше и дальше в дикие воды, были бесплодными.

Судовой журнал также составил часть украденного Аннэту. Оказалось, что она взяла его в свою студию для раздумий. Но после самостоятельного изучения, ещё и ещё перелистав его и удивившись тому, как много различных листочков уместилось в столь малом объёме, она весьма внезапно почувствовала отвращение к литературе и выкинула книгу за борт, как ничего не стоящую. Несомненно, такую же судьбу разделили многие другие тяжёлые тома; они утонули быстро и глубоко. Может, они вынырнут на блошиных рынках в Камдене или Стоуи?

Однажды вечером Самоа принёс мне четверть от половины листа желтоватой, шершавой бумаги, очень грязной и покрытой дёгтем, которую он обнаружил в тёмном отверстии на баке. Это явно была часть потерянного журнала; но всё написанное в ней, к тому времени разобранное и прочитанное, не передало информации относительно того предмета, что был ближе всего моему сердцу.

Любой прочитавший его не мог не быть поражён трагическим происшествием, которое здесь очень кратко было описано; так же, как и примечательно нарисованной иллюстрацией, поместившейся на краю листа. Благодаря краткости, не проглядывалось никаких дальнейших аллюзий в таком случае, как этот: «В этот